Что это было, там, в баре, Мэтт не знал и полагал, что как-нибудь проживёт, не любопытничая о том, что от него хотел монстр.
Самым странным в этой ситуации — да и в его жизни в целом в последний год — было то, что сейчас, получасом позже, о том, что он видел, напоминала только сдавливающая виски боль. Не будь её, возможно, в реальность своих видений журналист никогда бы так и не поверил. Мир словно в насмешку то и дело приоткрывал ему ту свою сторону, которую Хэйс, как и, очевидно, миллионы других людей, никогда не воспринимали всерьёз. Всего на секунду, а после возвращал всё на круги своя. Найти в нём своё место заново было сложно хотя бы потому, что прежним он не был, но и приспособиться к себе не давал.
Мэттью всегда считал любые разговоры даже не о возможности существования чего-то паранормального, но и такие вещи — в которые, кстати, без всяких подтверждений верит куча народа — загробная жизнь, общение с духами, экстрасенсорные способности, в общем, всё то, в чём есть хоть малая доля необъяснимого, глупостью для легко внушаемых идиотов. В одночасье рухнувшие убеждения в периоды затишья, когда реальность переставала козлить вот так, как, например, сегодня, до сих пор иногда будто пытались с надеждой спросить — а может, тебе уже кажется?
Странная ерунда. Вернувшись домой после полугодового санатория, где вместо массажисток и сбалансированного питания — психиатры, Мэтт был уверен в том, что именно такое лицо мир на самом деле и имеет, хотя и мастерски прячет его. В последнее же время он периодически спрашивал себя, не сходит ли с ума на этот раз по-настоящему?
Постоянное ощущение, что его окружают не только люди, вело к прогрессирующей день за днём паранойе и недоверию ко всему и всем. Но было кое-что и похуже. Иногда ему казалось, что принимает ожидание за действительность. А что, если никакого монстра не было? А он, постоянно боясь, что мир, словно капризный ребенок, вновь вырвет его из привычных реалий, показав настоящее положение дел, чтобы тут же вернуть обратно, уже правда видит то, чего нет?
Больше, чем ребят с искаженными в лучших традициях жанра ужасов лицами, журналист боялся только начать путать то, что ждёт увидеть с тем, что видит.
Голова болела просто адски. Сев на кровать возле уже успевшей вольготно развалиться там собаки, он зажмурился, хотя и знал, что это не поможет. Не помогали ни таблетки, ни алкоголь. Это выматывало, Мэтт уже и не помнил, когда последний раз не ощущал её. Со временем боль утихала настолько, что на её можно было не брать во внимание, но один случайный взгляд в чужое исказившееся лицо, и в голове снова будто взрывалась атомная бомба. Хэйс похлопал Шиву по спине с предложением разместить свою тушку вдоль, а не поперёк постели, и лёг рядом поверх одеяла, не раздеваясь — решив для начала дождаться, пока упокоится прокатившаяся взрывная волна.
Часы на стене номера показывали начало седьмого, когда Хэйс, который так и не нашёл в себе сил встать и провалился в беспокойный сон, услышал громкий и настойчивый стук в дверь.
— Да? — потирая затекшую шею, он подошёл двери и обратил внимание на циферблат. Рано что-то для уборки номеров. А кто ещё это может быть?
— Простите за беспокойство в такое время, вернулись прошлые постояльцы, которые освободили номер прямо перед вашим заездом. Говорят, телефон оставили, — прозвучал из-за двери женский голос, который явно принадлежал женщине средних лет. Горничная? Скорее всего.
Сонно щурясь от бьющих в окно лучей рассвета, Мэттью обошёл комнату, осмотрев все горизонтальные поверхности, заглянул в санузел и даже – на всякий случай – под кровать. Очень хотелось задать закономерный вопрос: а как здесь принимали и убирали номер, если не заметили такую вещь, как оставленный мобильный? Но конфликтовать не хотелось. Чувствовал он себя так, будто ночью его переехал асфальтовый каток, что не располагало к ведению священных войн.
— Не вижу его здесь. Почему бы хозяину не позвонить на него? — проворчал журналист, глядя на сладко спящую на кровати Шиву, которую совсем не трогал стук и возня в номере, и желая сейчас валяться рядом, досматривая сны, а не вот это вот всё с чужим телефоном.
— Говорит, на беззвучном. Вы не позволите войти? — в голосе женщины за дверью послышались жалостливые нотки, — Пожалуйста.
Ну да, понять Хэйс мог. Вряд ли персоналу хочется разборок из-за того, что кто-то слишком осёл, чтобы не суметь собрать свои вещи. Ой, да жалко что ли.
— Ладно, — Мэттью повернул ключ, торчащий в замке и приоткрыл дверь. На пороге действительно, судя по одежде с замахом на униформу в виде бесвкусного фартучка, стояла горничная. Только вот ведь...
— Ну? — нетерпеливо развела руками она, поскольку Мэтт так и не отошёл, пропуская её внутрь. Вместо этого журналист с силой толкнул дверь назад. Реакция у стоящей в коридоре оказалась отменной.
Вы знали, что внезапная встреча лицом с дверной створкой — это больно?
Охренеть, как больно — будто там была не щуплая горничная с торчащими непослушными кудряшками, слегка тронутыми проседью, а минивэн.
Истерично, захлёбываясь, лаяла собака, не решаясь идти на помощь хозяину, который, мотая головой и пытаясь сфокусировать зрение, двигался назад, пока не упёрся спиной во что-то. И предполагая, что ему пиздец.