[пост, как вы уже догадались, мой, но, если Вы желаете, мы можем предоставить Вам посты остальных Ваших потенциальных соигроков]
Он старается сделать дверной хлопок как можно тише, чтобы лишний раз не пугать Минсока. Они живут в этом месте уже месяц, но все равно прислушиваются к каждому шороху и вглядываются в каждый угол, боясь увидеть затаившихся там врагов. Жизнь в вечном страхе развивает манию преследования и заставляет рассудок постепенно рассыпаться на части, но они держатся, пытаясь убедить не только друг друга, но и самих себя в том, что все будет хорошо.
Мир Чунмёна всегда был очень маленьким, по-настоящему крошечным, не выходящим за пределы размеренного течения его жизни. В его мире не было места вещам, не поддающимся его понимаю. Он никогда не отвергал того, что было ему чуждо, но старался сторониться и избегать этого. Он не знал точно, почему снова и снова поступал так, упуская ценные возможности вырваться из порочного круга рутины, в который он попал еще подростком, когда идеально воплощал собой понятие «хороший парень – примерный ученик», но что-то в привычном всем слове «перемены» невыносимо пугало его. То ли он боялся лишиться того, что судьба подарила ему [хорошая семья, неплохая работа и масса свободного времени, которое он посвящал любимым занятиям – это ли не счастье], а то ли просто не хотел двигаться вперед, предпочитая топтаться на месте и довольствоваться тем, что он имел. Но его небольшой и спокойный мирок разрушился в ту самую секунду, когда ему пришлось столкнуться с тем, что изменило его жизнь до неузнаваемости.
Чунмён, будучи ребенком, часто представлял, будто имеет некую силу, отличающую его от всех, но с возрастом он напрочь растерял способность мечтать о том, что не укладывается в голове. И он бы никогда не вспомнил о том, что когда-то давно хотел помогать людям, как супергерой, если бы в квартире его соседки однажды ночью не случился пожар. Чунмён слабо помнит, что тогда произошло, в его памяти остались лишь обрывки того, как он врывается в горящее помещение, которое тотчас же начинает заливать водой. Пожарные удивленно разводили руками, оказавшись не в силах объяснить, почему к моменту их приезда огонь был почти полностью погашен, а Чунмён старался об этом не думать. Он списывал произошедшее на какую-то аномалию или же счастливую случайность, настойчиво отвергая навязчивую идею, предательски отказывающуюся покидать его мозг. «Это был я».
Сухо бежал от этого ровно до того момента, когда им впервые овладела такая злость, что он был готов крушить все, что попадется ему под руку, а виной тому – идиот-начальник, который ежедневно пытался вывести из себя обычно такого сдержанного, спокойного и славящегося мягкостью характера подчиненного. В глазах Чунмёна горело пламя, в горле клокотала кипящая ненависть, а кулаки его непроизвольно сжимались до тех пор, пока незаслуженные придирки и выговоры начальства не стихли, сменившись странными звуками, которые моментально привлекли внимание окружающих. Тот момент Чунмён до сих пор помнит так ярко, что порой вздрагивает по ночам, когда подсознание вновь решает напомнить ему о том, кто он есть. Тогда его руководитель схватился за горло и согнулся пополам, а затем и вовсе пал на колени, умоляюще смотря на всех присутствующих и задыхаясь. Он тянулся к Чунмёну, хватал его за ткань его брюк, прося о помощи, а Мён просто стоял и не знал, чем может ему помочь. Потому что просто не понимал, что происходит, в растерянности озираясь вокруг, пока глаза мужчины наливались кровью, а вокруг него собиралась толпа зевак, в которой нашлась пара человек, которые упорно пытались ослабить туго завязанный галстук. А когда изо рта босса вырвалась вода, внутри Сухо что-то с треском сломалось. Страх овладел им и заставил в тот же день написать заявление об увольнении, списав это на разногласия с начальством, и то был страх осознания жуткой правды, которая скрывалась все это время где-то в глубине его сознания и заставляла его бояться лишний раз взглянуть на себя в зеркало, чтобы не увидеть в отражении монстра. К счастью, едва не захлебнувшийся мужчина выжил, а вот для Чунмёна произошедшее не значило ничего, кроме скорой смерти. И он понял это тогда, когда в его скромную квартиру ворвались люди в бронежилетах и шлемах, скрутившие и вырубившие его. Он молился лишь об одном: чтобы его участь была безболезненной. Но у тех, кто схватил и вырвал его из привычного ему мира, были совершенно другие планы на этот счет.
Его разбудил яркий свет, слепящий глаза и лишающий зрения, за частыми вспышками которого последовала такая боль, которую Чунмён никогда не испытывал. И если бы он мог закричать, он бы непременно это сделал, да так, что в его легких бы не осталось воздуха, вот только его предусмотрительно лишили этой возможности, при этом оставив все чувства рабочими, будто бы решив поиздеваться. Он не мог пошевелиться или издать хоть какой-то звук, но внутри его разрывало на части. Люди в белом вводили в его кровь какие-то препараты снова и снова до тех пор, пока он не отключился от ощущения течения расплавленной стали по венам. И, наверное, он бы сошел с ума от всех пыток, которым его подвергали раз за разом, если бы не человек, в камеру которого его бесчеловечно бросили приходить в себя.
Как Чунмён понял впоследствии, Минсок никогда не был особо разговорчив, да и он сам наплевал на присущую ему общительность и предпочел первое время контактировать с соседом как можно реже. Потому что на это у него не было ни сил, ни возможности, ни малейшего желания. Там, в четырех стенах, неестественная белизна которых резала глаза и доводила до помешательства, он просил о прекращении этих мучений любым способом. И Чунмён не знает, до чего бы это довело его, если бы Минсок не решил попытаться хоть как-то подбодрить его в тех условиях, где они оба оказались. Конечно, это выглядело неловко и неуместно, но Ким тогда впервые за время его заточения почувствовал себя не одиноким. Их хрупкая дружба, переросшая в дальнейшем во взаимовыгодное партнерство и даже нечто большее, о чем Чунмён упрямо старается не думать, началась с того, что они стали делиться пережитым. Они стали друг для друга единственной отдушиной после тех необъяснимых экспериментов, жертвами которых они являлись. Сначала темы их разговоров ограничивались пересказами того, что им пришлось испытать, оказавшись бок о бок в камере, затем они перешли на беседы о прошлом, из которых узнали не только то, как впервые начали проявляться их силы, ставшие их проклятьем, но и многие моменты их когда-то счастливой и беззаботной жизни. Это помогало им отвлекаться и отстраняться от окружающих их ужасов, пока из соседних камер раздавались крики обезумевших заключенных. Их силы занятным образом дополняли друг друга, и это поднимало Чунмёну настроение в самые безрадостные моменты. Они оба знали, что надежды на спасение практически не осталось, и, наверное, даже смирились с этим в глубине души, перестав сопротивляться неизбежному. Но надежда все же была, и имя ей было Бён Бэкхён, который в одну из очередных бессонных ночей отворил дверь их камеры и проложил им путь на свободу.
Чунмён знал Бэкхёна лишь как начальника охраны того злосчастного места, но для Минсока он был давним другом, который рискнул собой ради спасения близкого человека. Поэтому Ким, который отныне скрывался в богом забытой глуши вместе с Минсоком, часто вспоминал о нем и о долге, который ему теперь никогда не выплатить. И хотя Бэкхён все тщательно спланировал и организовал, прежде чем позволить двум подопытным сбежать, это не отменяло того факта, что за ним с Минсоком все еще велась охота. Неизвестно, сколько времени этим людям понадобится, чтобы обнаружить их, поэтому Чунмён не чувствовал себя защищенным даже теперь, когда у них есть хоть какая-то крыша над головой. Однако Минсока это тревожило еще больше, поэтому Чунмён считал своей обязанностью хоть как-то помочь ему начать жить заново, из-за чего он всем видом старался показать ему, что верит в их безопасность и сохранность их жизней. Да только Минсок не был дураком, чтобы поддаться убеждениям своего товарища по несчастью, которые даже он сам не считал правдой.
Трудности, выпавшие на их долю, стали для Чунмёна испытанием ничуть не легче проводившихся над ними экспериментов, но все же это было лучше, чем гнить в камере и видеть то, как ставший тебе родным человек стремительно угасает. Им пришлось ночевать, где попало, избегать всяких контактов и даже воровать в попытках добыть себе пропитание. На одном из таких мелких преступлений их поймала одна старушка, которая, увидев их оборванный и вызывающий жалость вид, помогла им, предоставив работу. Чунмён был рад любому шансу вернуться к нормальной жизни, пусть даже для этого ему бы и пришлось перемыть тысячи гор посуды, что и было одной из его многочисленных обязанностей на предложенной ему должности. Благодаря заботе Бэкхёна, у них появился небольшой дом. И, хотя они работали в поте лица, загоняя себя, чтобы прокормиться, ощущение опасности никак не покидало их ни ночью, когда они, убитые работой, засыпали почти сразу, несмотря на тягостные мысли, ни днем, когда у них просто не было времени думать о чем-то постороннем, кроме обустройства их скудного быта. Чунмёну казалось, что, вырвавшись из одной ловушки, он тут же оказался заперт в другой, и, чем больше он думал об этом, тем дальше уходил он от выхода из бесконечного лабиринта, в который он попал, когда ему присвоили номер и повесили на запястье ненавистный ярлык.
Когда Чунмён запирает дверь и устало прислоняется к потертой стене, на миг прикрывая глаза, он слышит голос Минсока, ставший за время их знакомства настолько привычным, что у младшего не раз создавалось впечатление, будто он знает этого парня, умеющего замораживать предметы, едва ли не всю жизнь. Минсок выглядит так по-домашнему с этими чуть взъерошенными волосами и мелкими каплями воды на одежде, что Сухо вымученно улыбается.
– Все было нормально, ничего особенного, - уверяет Чунмён соседа, проходя в комнату и ставя сумку со скудным набором продуктов у раковины, – Я купил кое-что, надеюсь, этого хватит на пару дней, - Сухо открывает кран, из которого с характерным звуком и небольшой задержкой начинает литься ледяная вода, и моет руки, стискивая зубы от холода. Ничего, это мелочь по сравнению с тем, что пришлось им пережить, и он старательно не обращает внимания на нее, пока его ладони не начинает покалывать. Чунмён уже на протяжении нескольких часов мечтает рухнуть на кровать и провалиться в сон, и, желательно, чтобы рядом с ним был Минсок, но у судьбы, судя по всему, другие планы, потому что Минсок с волнением оповещает его о приходе на их телефон сообщения от Бэкхёна. Услышав имя начальника охраны, Чунмён напрягается – их спаситель ни в коем случае не написал бы им без острой необходимости, значит, случилось что-то серьезное. Минсок принимается читать смс вслух, и Чунмён чувствует, что с каждым произнесенным словом его сердце норовит остановиться. Бэкхён мертв, мертв из-за того, что помог им, а их уже ищут. Сухо знал, что их мирная жизнь продлится недолго, но, чтобы она оборвалась так внезапно и резко, он не мог представить. Чунмён встречается с расфокусированным взглядом Минсока и чувствует, как холод распространяется по его телу, а руки начинают неуместно трястись, но он собирает остатки воли в кулак и хватает старшего за плечи, концентрируя его внимание на себе. У них есть всего пара минут.
– Телефон брось, я заберу деньги, - низким голосом говорит Чунмён, радуясь тому, что они заранее подготовили свои копейки для подобного случая, – Уходим сейчас же.
Чунмён не успевает сунуть в карманы все сбережения, потому что все это время защищавшая их от посторонних дверь с треском разлетается на куски. Далее все происходит, как в замедленной съемке, совсем, как тогда, в его квартире. Минсок оказывается ближе к входу, поэтому ворвавшиеся в дом люди с оружием и дубинками в руках выбирают его своей первой целью. Ветхая мебель и стоящая на полках посуда с грохотом летит на пол и превращается в груду хлама. В горле Сухо застревает немой крик, и Ким устремляется вперед, поднимая руки. Вода появляется прямо из воздуха, сильной волной отбрасывая явившихся за ними людей к стене. Чунмён никогда не задумывался о том, что является источником его силы, быть может, все дело было в сильном выбросе адреналина, который сейчас заставляет его сердце биться с невероятной частотой, но пока его способность поддается хоть какому-то контролю, это кажется ему неважным. Чунмён взмахом рук создает стену из воды, вмиг становящуюся завесой, защищающей их от неприятелей, отступающих назад из-за боязни экстраординарной силы, и севшим голосом зовет Минсока, который, к счастью, понимает все без лишних объяснений и замораживает водное препятствие, делая его настоящей преградой. Это не сможет сдерживать этих людей слишком долго, но даст им с Минсоком несколько минут, чтобы постараться покинуть это место.
Единственным их шансом на спасение может быть черный ход, о существовании которого даже они прознали не сразу. Им не нужно обсуждать это – каждый из них мгновенно понимает, что нужно делать. Пока за их спинами слышатся выстрелы и удары, норовящие в любую секунду разрушить ледяную стену, Чунмён и Минсок мчатся к потайной двери. Всего один рывок – и они будут на свободе. Всего один шаг – и у них будет надежда. И именно этот шаг губит все.
Чунмён чувствует невероятно сильный удар в спину и оседает на колени от боли. Он хватает ладонями землю, пытаясь встать, но кто-то одним ловким движением разворачивает его лицом к себе и грубо поднимает за ворот толстовки. Один хук, второй, третий – Сухо чувствует во рту металлический привкус крови. Всего в паре шагов от него на земле лежит Минсок, с трудом защищающий себя от многочисленных ударов дубинками. Чунмён видит, с какой непозволительной жестокостью его друга избивают, пока его самого с каждым пинком превращают в податливую куклу, видит, как того хватают под руки и скручивают, лишая движения и вырывая из его рта болезненный вскрик.
– Нет… - обессиленно шепчет Чунмён, протягивая руку Минсоку и получая очередной удар куда-то в печень. Все не может закончиться так, после всех страданий, которые они вынесли. Он просто отказывается в это верить.